«На войне Маша была счастлива. Легион был ее второй семьей»

Микита Цитарович и Мария Зайцева познакомились в Гомеле незадолго до президентских выборов 2020 года. Они были участниками цепей солидарности, расклеивали листовки, рисовали граффити «3%».

— Маша была смелой и боевой. Помню, как на стене исполкома Советского района она рисовала граффити, и нас чуть не спалила милиция, проезжавшая мимо. Потом эту надпись долго убирали: краска выцветала и 3% проявлялись снова.

В день выборов после голосования в Гомеле 9 августа мы поехали в Минск. Никто не ожидал, что по всей Беларуси будут выходить на протесты, поэтому мы и отправились в столицу.

Это были первые в жизни Маши президентские выборы. Она голосовала за Светлану Тихановскую.

Вот как вспоминала эти события Мария Зайцева в отзыве на медицинско-гуманитарную программу Medevac, участницей которой она стала позже.

«Сразу после голосования в Гомеле, моем родном городе, я поехала в Минск и вечером уже была в столице. Люди, недовольные результатом голосования, собирались в центре, куда отправилась и я со своими друзьями.

Мы скандировали мирные лозунги и шли с огромной толпой вперед, пока не наткнулись на ОМОН. Люди начали становиться в сцепку перед нашей колонной, и мы с друзьями тоже участвовали.

Уже заранее здесь были машины скорой помощи, все ожидали насилия от силовиков. И мы были готовы получить несколько ударов дубинкой или быть задержанными, но никто не мог подумать, что милиция проявит к нам столько жестокости. Мы мирно стояли в сцепке, и кто-то из толпы даже вышел на переговоры, но в какой-то момент начали работать водометы.

Мы не провоцировали нас атаковать, никто не нападал на силовиков первым. Полив сцепку водой, они начали бросать нам под ноги светошумовые гранаты, начался хаос. Меня ранило осколками в голову, локоть и бедро, в ноге потом также обнаружили резиновые пули.

Я была контужена, ничего не видела, не слышала и не чувствовала боли. Я помню, как мой друг пытался поднять меня на ноги, но затем потеряла сознание. Помню, как я постоянно повторяла в мыслях свое имя и адрес, чтобы правильно назвать их врачам. Я не понимала, что конкретно произошло, но знала, что меня ранило. В силу своих возможностей я пыталась общаться с медиками, пока была в сознании. Затем я уже очнулась в больнице, где узнала обо всех своих травмах».

Микита был тем самым другом, который вынес Марию на руках.

— Помню, как я дотащил ее, положил на газон. Запомнилось ее окровавленное лицо с пробитым виском, открытыми глазами и полным отсутствием реакции на что-либо. Она выглядела так, будто уже умерла.

Микита вспоминает, что в тот момент был в ступоре, словно все чувства были заморожены.

На самой акции протеста ему страшно не было.

— Там было много людей. Даже если незнакомые, но все равно ты ощущаешь, что они с тобой. Когда мы стояли в сцепке, страха не было. Наоборот, чувствовалось воодушевление.

Паника среди людей началась, когда нас полили водометом и начали закидывать светошумовыми шашками. Все побежали назад. Помню момент, когда Маша кричала, что ничего не видит, ослепла. Потом она смолкла и не смогла держаться на ногах.

Микиту тоже ранило осколками гранаты, но, как он говорит, в сравнении с травмами Маши, ему повезло. Марию увезла «скорая», а Микита и его брат, который был с ними на акции, также попали в больницу.

— Это была худшая ночь в моей жизни, когда ты не знаешь, что с человеком, за которого ты несешь ответственность, — говорит Микита. — Ее вещи и телефон остались у меня.

На следующий день он ушел из госпиталя и нашел Марию в больнице скорой помощи.

— Сказали, что она в реанимации нейрохирургии. Меня к ней пустили — пришлось сказать, что я ее парень, потому что пускают только близких. К счастью, она говорила, двигалась. Жива.

В больнице она провела больше месяца. Я остался в Минске, навещал ее. Она говорила, что не жалела о том, что пошла на акцию, и, если бы знала, что с ней произойдет, все равно поехала бы.

— Как думаете, что повлияло на ее становление?

— Жизнь. Когда ты видишь, что происходит в твоей стране, видишь несправедливость, и у тебя просто все пылает изнутри, тебе хочется что-то с этим сделать. Ты не можешь просто сидеть и наблюдать или закрывать глаза на то, что происходит.

Сразу после выписки из больницы Мария Зайцева уехала в Чехию, потому что оставаться в Беларуси было небезопасно.

«Пострадавшие в больнице знали, что после выписки их могут задержать. Моя семья никак не отреагировала на мой отъезд, мы никогда не были в теплых отношениях. Они не поддержали меня в моем решении отстаивать свои права на улице, а кто-то из них даже голосовал за Лукашенко», — писала Мария в отзыве на медицинско-гуманитарную программу Medevac.

О программе Марии рассказал Микита:

— Появилась информация, что пострадавших на акциях, которые попали в больницы с осколочными ранениями, сначала оформляют как свидетелей, а потом возбуждают уголовные дела, аргументируя, что если у тебя ранения, значит, ты что-то делал такое, за что должен сесть. Людям приходили повестки из Следственного комитета, и я предложил Маше уехать из страны.

Это не было трудным решением. Когда в родной стране тебе грозит опасность, приходится держаться от нее подальше.

Моя семья не поддержала меня, но я и не ждала другого. Мы никогда не были близки, но это уже совсем другая история.

Мария Зайцева

Микита приехал в Чехию уже после Марии, и их дружба продолжилась.

«В Чехию я приехала с незажившими ранами на бедре, которые долечивали уже здесь, — писала Мария. — Также мне вырезали несколько осколков светошумовой гранаты из локтя и головы и провели операцию по восстановлению барабанной перепонки.

Восстановить слух, к сожалению, чешские медики так и не смогли. Я осталась глухой на одно ухо и буду носить слуховой аппарат».

Для Марии это было ударом.

«Еще начиная с минской больницы, все вокруг уверяли меня, что мой слух восстановится, но после операции меня ждало разочарование. Мне просто сделали новую перепонку из куска моей же ушной раковины.

Я поняла, что у меня вырезали часть хряща из уха только после операции. Тогда я общалась с медиками на английском либо на чешском с помощью социальной работницы. Возможно, произошло недопонимание.

После операции врачи сказали, что слух и не мог вернуться, его просто невозможно было восстановить. У меня случился сильный нервный срыв, потому что я впервые осознала себя как человека с инвалидностью. До операции я была абсолютно уверена, что слух вернется. Очень жаль, что мне не сказали правду раньше. Но после я пришла в норму и сейчас чувствую себя лучше».

Микита видел у Маши признаки посттравматического расстройства.

— У меня оно тоже было, просто проявлялось иначе, — делится собеседник «Салідарнасці». — Сама Маша об этом не говорила. Последствия ранений, эмиграция — все это накладывало отпечаток. Знаю, что она какое-то время принимала антидепрессанты.

Мария изучала чешский язык, работала офис-менеджером. Что касается учебы, она не определилась, потому что не знала, чем хочет заниматься. Это, в принципе, нормально в ее возрасте.

— Как она оказалась на войне?

— Думаю, отчасти повлиял наш общий друг, который тоже приехал в Чехию из Беларуси как беженец. Война началась, и он поехал в Украину, потому что тоже был с посттравматическим расстройством и обостренным чувством справедливости. Главная причина решения принять участие в войне, на мой взгляд, в том, что ей было сложно найти себя в Чехии.

В последний раз Микита и Мария виделись в прошлом году, в день ее рождения, 16 января. 

— Маша боялась смерти?

— По поводу своей возможной смерти она часто шутила. Если и боялась, то не показывала вида. Думаю, по поводу своей смерти она бы тоже сильно не грустила. Скорее всего, пошутила бы.

Мне очень жаль, что Маша не смогла ощутить нормальную, обычную жизнь. Не успела. Она говорила, что на войне была счастлива. Ей служба очень нравилась.

— А что делало ее там счастливой?

— В первую очередь, люди, которые ее окружали. В легионе (2-й международный легион Вооруженных Сил Украины — С.) служили добровольцы — это ребята со схожими взглядами, мотивацией, энергией. По сути, у нее там была вторая семья.

— Какие мечты были у Маши?

— Ее мечта стать снайпером осуществилась. А главная ее мечта — смерть бессменного правителя и свободная Беларусь. Она хотела вернуться на родину и жить там.

За дапамогу ў падрыхтоўцы матэрыяла аўтар дзякуе Крысціне Шыянок.