«Жизнь уже не будет прежней». Мама Романа Бондаренко о сыне, которого вырастила и воспитала

Елена Бондаренко достает из рюкзака несколько семейных фотоальбомов. С фотографий смотрит ее единственный сын — Роман. Вот он играет на пляже в волейбол, а вот — ходит на руках по песку. Елена Сергеевна рассказывает, какая история связана с каждой фотографией, она помнит все детали события, как будто они произошли вчера, пишет TUT.BY.

Роман родился в Минске в 1989 году, но вырос в России. Когда ему было 3,5 года, семья переехала в Нижневартовск. Это город в Ханты-Мансийском автономном округе — Югра — одном из крупнейших нефтедобывающих регионов мира.

После армии Роман работал в сети магазинов «Остров чистоты», начинал администратором, дорос до директора магазина. По образованию молодой человек был дизайнером, во дворе «Площади перемен» проводил для детей мастер-классы. Роману был 31 год, он был женат.

Ольга Кучеренко и Елена Бондаренко

Мама Романа Елена Сергеевна и его двоюродная сестра Ольга Кучеренко согласились рассказать о том, в какой семье рос молодой человек и почему для них важно, чтобы его имя не запятнали.

11 ноября Роман Бондаренко пришел на «Площадь перемен», чтобы спросить у людей в гражданской форме и масках, зачем они снимают бело-красно-белые ленты. Как рассказывали очевидцы, на Романа набросились неизвестные, стали бить, а потом «профессионально задержали» и отнесли в микроавтобус.

Через полтора часа он был доставлен из Центрального РУВД Минска в больницу. Операция длилась несколько часов, но, к сожалению, врачи помочь не смогли, Роман скончался. Уголовное дело по факту гибели, по информации родных, пока не возбудили, идет проверка обстоятельств смерти.

Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело в отношении врача больницы скорой медицинской помощи и иного лица по ч. 3 ст. 178 УК (Разглашение врачебной тайны, повлекшее тяжкие последствия). По делу задержаны врач-анестезиолог БСМП Артем Сорокин и наш журналист Катерина Борисевич.

Катерина была автором материала о том, что на момент поступления в больницу в крови Романа не было этанола. Официальные лица говорят, что он был пьян. Елена Бондаренко не имеет претензий ни к врачу, ни к журналисту.

Запись, где двое предполагаемых участников событий 11 ноября во «дворе перемен» обсуждают избиение Романа Бондаренко (аудио)

Школу окончил в Нижневартовске, рисовал с раннего детства

— Почему вы переехали в Нижневартовск?

Елена Сергеевна: — Это был 1992 год, сложное время и не очень хорошие зарплаты. Мы тоже искали себя. Я по образованию инженер-химик-технолог. Но в Нижневартовске работала в школе учителем, закончив до этого педагогические курсы. Пока Роме не исполнилось 16 лет, мы жили в России, но каждое лето приезжали на каникулы в Минск к семье.

Ольга: — Мы очень ждали их приезда, для нас это был праздник. Ходили в театры, на балет, концерты, праздники города, столько всяких приключений было — могли уехать на три недели с родителями в поход с палаткой на Волму или Браславские озера. А там грибы, ягоды, дикая жизнь — так интересно.

У нас было очень насыщенное детство благодаря тому, что приезжали Бондаренко. Это, наверное, одни из самых счастливых моментов в моем детстве.

Елена Бондаренко с мужем и Романом.

Елена Сергеевна: — Рома всегда был очень разносторонним ребенком и много чего успел попробовать: каким только видом спорта он не увлекался, чего он только не умел! Он отлично играл в футбол, волейбол, баскетбол, хоккей, катался на лыжах, играл в настольный теннис, ездил на велосипеде, хорошо плавал, нырял с трубкой.

Мы всегда его поддерживали, никогда не навязывали свое мнение: этим занимайся, а вот этим не занимайся. В какой-то момент, когда он был в классе 5 или 6, было модно заниматься брейк-дансом. Он пошел на брейк-данс, крутился на голове, и я ему пошила специальную шапочку для этого — сейчас все можно купить, раньше такого не было.

Помню, что когда у нас были какие-то гости, всегда просили Рому покрутиться или постоять на голове — это мало кто умел.

В школу он пошел полностью подготовленным и до 5 класса был круглым отличником, ему легко давалась учеба. Девять классов закончил с несколькими четверками в аттестате. Он учился в гуманитарном классе, и класс был очень сильный, очень сплоченный. Ребята остались дружны и после окончания школы: хотя они поразъезжались — кто-то в Тюмень, кто-то в Питер, кто-то в Москву уехал.

— Окончив 9 классов, он решил вернуться в Минск?

Елена Сергеевна: — Мой бывший муж, папа Ромы, немного рисовал, хотя у него не было специального образования. Роме нравилось наблюдать за тем, как папа рисует.

Помню, когда Рома был маленький, года два, мы пошли в театр оперы и балета на постановку «Волк и семеро козлят». Мы с сестрой любим театр и хотели, чтобы и дети в этом плане тоже были развиты. И после этой постановки Рома нарисовал дома человечков, козлят, волка, а человечки были перевязаны веревкой. Это было в постановке, и он все изобразил.

Когда он учился в начальной школе, учитель рисования отметила способности и посоветовала отдать сына в художественную школу. Правда, он по возрасту был младше, чем набирали на курс, но тестовый рисунок сдал и поступил. Я видела, что рисование ему нравится, он его не бросал.

Если какие-то виды спорта Рома осваивал и затем переставал ими увлекаться, то рисованием занимался постоянно. Его никто не заставлял.

Роман хорошо плавал

Летом после 9 класса мы прилетели в Минск на каникулы, и сын сказал, что хочет поступить в архитектурно-строительный колледж на дизайн. У нас уже были планы вернуться в Минск. Нижневартовск не город для жизни — там суровая погода, восемь−девять месяцев в году — зима, нет ни весны, ни осени.

В архитектурно-строительный колледж нужно было сдать два экзамена — изложение и спецпредмет. Сын написал изложение на 5 баллов (тогда была пятибалльная система. — Прим. TUT.BY), сдал спецпредмет — и поступил. После поступления он полгода жил в Минске с дедушкой и у моей сестры.

Мы с мужем вернулись в Беларусь зимой, сделали ремонт в квартире. А через полгода после того, как мы обустроились, муж уехал обратно в Нижневартовск — там и остался.

Хотел в армию и очень расстроился, когда в первый призыв не взяли

Отец Романа до сих пор живет в России. С 16 лет сына воспитывала мама.

Роман с двоюродными сестрами. Ольга Кучеренко справа. 2015 год

— Как вы воспитывали сына?

Елена Сергеевна: — Когда я работала в школе, у меня была не очень хорошая ситуация — мне хотели насолить, Рома знал об этом. И завуч пригласила меня к себе и сказала умную фразу, которую я после часто вспоминала: «Елена Сергеевна, не додумайтесь опускаться до их уровня». То есть до уровня людей, которые пытались мне насолить.

Часто, когда что-то происходит, мы хотим эмоционально и резко ответить: нам сделали плохо — я сделаю ему плохо. Но я и Роме говорила, чтобы он не опускался до уровня этих людей. Не так давно у него тоже была сложная ситуация в жизни, и он эту фразу снова вспомнил. Рома не мстительный, достаточно, как я считаю, высоко моральный человек, очень честный.

Я всегда считала, что для мужчины важна галантность и учила сына этому: подавать руку девушкам, выходящим из транспорта, открывать дверь, помогать снять одежду, дарить цветы.

В 16 лет он остался без отцовской опоры, и ему хотелось быть опорой для меня. Сын очень хотел пойти служить в армию. Поэтому после окончания колледжа, а затем и академии искусств, он в возрасте 24 лет решил отслужить, сказал, что не хочет косить. Его отец служил в ВДВ в Германии, дедушки служили в армии, и Рома решил тоже через это пройти .

Фото: из личного архива Ольги Кучеренко

— Он не боялся дедовщины?

Ольга: У него было стремление стать в армии более мужественным. Ему даже в каком-то смысле это было интересно, даже статусно — иметь армейскую подготовку.

Елена Сергеевна: — Осенью его должны были забрать в армию, он уволился с работы, завершил все свои дела, организовал проводы, пришел в военкомат, а ему сказали, что мест нет, иди домой. Роман тогда сильно расстроился, просил, чтобы его все-таки взяли. Это был анекдотичный случай — родственники и друзья над этим много шутили.

Сына призвали весной (в войсковую часть 3214, спецназ. — Прим. TUT.BY). И свой день рождения, 25-летие, он уже праздновал в армии. Я к нему приезжала, виделась с его сержантами, о нем очень хорошо отзывались, Роман был на хорошем счету. Он и в армии был художником: рисовал стенгазеты, снимал видео.

Роман Бондаренко год служил в спецназе. Фото: соцсети

— Я читала в Википедии, что он работал в магазине «Остров чистоты». Устроился сразу после армии? Чем он там занимался?

Елена Сергеевна: — Обычно ребята после армии не знают, с чего начать и что делать, теряются — чтобы встать на ноги, нужны деньги. Хочется сразу одеться, обуться. Я знала, что у них были эти разговоры, и как-то Роме принесла в часть книгу Джона Кехо «Подсознание может все!». И когда он вернулся из армии, эта книга была зачитана до дыр. Я радовалась, что ее прочитало такое количество ребят. И возможно, она кому-то помогла в жизни определиться, подумать в правильном направлении.

Перед дембелем обычно предлагают остаться в силовых структурах, Роме тоже предлагали, но у него уже было высшее образование и он решил пойти своим путем. Ему был интересен веб-дизайн, компьютерные игры. Но чтобы начать работать дизайнером и попасть в какую-то хорошую фирму, нужно портфолио.

Роман с котом Филимоном, которому 18 лет

Ольга: — А чтобы было портфолио, нужно купить планшет, хороший компьютер, на котором можно тяжелые программы установить, хранить большое количество наработанного материала. Все это — недешевое удовольствие. Он все это понимал.

Елена Сергеевна: — И чтобы заработать деньги, пошел работать в сеть магазинов «Остров чистоты». Сын не хотел просить деньги у родителей, помнил, что и в колледже, и в академии учился платно. От администратора магазина он дорос до директора. Но рисунок не бросал.

«Когда я приехала в больницу, первое, что сказал врач: у Ромы нет шансов»

— Роман был политически активным?

Елена Сергеевна: — Я не замечала, чтобы он был ярым сторонником, с пеной у рта кричал лозунги, ходил, бегал… Я этого не видела. Тем более, у него была такая работа, что ему постоянно нужно было находиться на рабочем месте, в том числе и в выходные дни.

Зачастую у него не было даже времени, чтобы пойти на какие-то митинги. Пример: я сама катаюсь на велосипеде, и он тоже, у нас общий велосипед. А я забываю, что по воскресеньям митинги. Как-то в одно воскресенье написала ему, что поеду кататься. Он говорит: «Мама, у нас во дворе около работы автозаки стоят, какой велосипед? Сегодня же воскресенье!»

— А во двор «Площадь перемен» он как начал ходить?

Елена Сергеевна: — Если честно, я не знаю. Он все-таки взрослый человек, ему 31 год. Я считаю, что у каждого человека есть право на личную жизнь, какие-то свои дела.

Мне как маме всегда хочется больше знать о своем сыне, он не был скрытным, но рассказывал мне лишь то, что считал нужным. Такого, чтобы прийти и все выложить на тарелочке с голубой каемочкой — не было.

Я старалась не лезть в душу, потому что сама не люблю, когда у меня кто-то что-то выпытывает о том, о чем я не хочу говорить.

Я не видела, чтобы он куда-то ходил, как на работу. У него работа была такая, что приходил иногда — помоется, поест и ложится спать, потому что большая нагрузка.

— В день трагедии вы с ним виделись?

Елена Сергеевна: — Да, у него накануне в магазине был переучет, который длился три дня. Он уволился с работы, провел переучет, планировал работать по своей первой специальности. Я спросила у него в вайбере, как дела, он сказал, что скоро будет дома.

Пришел, полежал в ванной, потом поел, похвалил суп — я уху сварила из семги — и лег спать, хотел отоспаться, потому что переучет был фактически трое суток, и он почти не спал. Когда проснулся, сказал, что пойдет на работу за велосипедом.

— Потом вам уже позвонили из больницы?

Елена Сергеевна: — В полчетвертого ночи мне позвонили в дверь, я спросила: «Кто?». Мне сказали, что хотят рассказать о Роме. Я открыла, стояли незнакомые девочки и ребята — трое.

Сказали, чтобы я не волновалась, что Рома сейчас в больнице скорой помощи, ему делают операцию. Говорили, что его схватили, избили, отвезли в РУВД, что его долго искали, не могли найти.

Мне оставили номер телефона реанимации. Я всю ночь звонила, все время говорили, что идет операция.

Где-то в шесть часов или начале седьмого сказали, что операцию сделали, что он в тяжелейшем критическом состоянии. Когда я приехала в больницу, первое, что сказал врач: у Ромы нет шансов.

Меня привели к нему в палату, я удивилась этому, потому что попасть в реанимацию непросто. Увидела сына, побыла там какое-то время, подержала за руку, разговаривала с ним, просила, чтобы жил, держался, говорила, что я с ним, рядом и что все будет хорошо.

Потом мне сказали, что будет консилиум, ждут главного нейрохирурга Беларуси. После встречи мне сказали, что у Ромы только один шанс из тысячи. Это была просто надежда на чудо, на его организм.

Врачи сказали, что самое страшное — у него поврежден ствол головного мозга выше затылка, который отвечает за все функции организма. Не только за жизненно важные, как дыхание и сердцебиение, но даже за вкус, обоняние. Говорили, что ему нужна еще как минимум одна операция, но чтобы ее сделать, надо ждать, когда состояние стабилизируется. Я уехала, и буквально через 40 минут Роман умер.

— Вы присылали в редакцию справку, где указано, что в крови Романа нет этанола, но представители Генпрокуратуры утверждают, что в биологических средах он был. Можете ли как-то это прокомментировать?

Елена Сергеевна: — Да, когда я была у Ромы в реанимации, я же сидела и читала медицинскую карту, и все анализы и информацию видела и зафиксировала для себя, я разговаривала с врачами. Я заявляю со 100% уверенностью, что Рома был трезв, и попросила врачей, чтобы они не держали это в секрете.

«Говорила, что все это время спала по два−три часа, вот в этой одежде я уехала к сыну в больницу 12 ноября утром и до сих пор в ней»

Роман умер 12 ноября, похоронили его 20 ноября на Северном кладбище. Прощание проходило в храме Воскресения Христова.

— Что сейчас происходит в вашей жизни. Уголовное дело не завели?

Елена Сергеевна: — После смерти Ромы начался сумасшедший дом. Утром 13 ноября в судмедэкспертизе на улице Кижеватова сказали, что в Центральном РУВД нам нужно получить разрешение на получение тела.

В тот же день мы поехали подавать заявление о возбуждении уголовного дела по факту смерти. Пока мы этим занимались, не успели в РУВД, попали туда уже в субботу, 14 ноября, где нам сказали, что разрешение на выдачу тела они не могут дать, так как дело передано в Генпрокуратуру, и этим вопросом уже будут заниматься там.

Справку о смерти в субботу в виде исключения нам выдали в судмедэкспертизе на улице Кижеватова. Исключение сделали, потому что паспорта Ромы у нас не было, так как все его личные вещи были изъяты, в том числе и паспорт.

В понедельник, 16-го ноября, к 9 утра мы приехали в Генпрокуратуру. Там узнали, что пока не назначен ответственный по делу, поэтому нам предложили приехать попозже, после 11 утра. Когда специалиста уже назначили, попасть к нему на прием оказалось невозможным. Тогда мы с адвокатом оставили заявление с просьбой пустить, чтобы нас принял хоть кто-то из сотрудников.

В заявлении оставили номера телефонов, по которым с нами можно связаться в любое время. Кроме того просили пропустить на прием к одному из заместителей, который в этот день вел прием граждан. Но нам пояснили, что прием только по предварительной записи. В этот день из прокуратуры никто не перезвонил и не сообщил, могу ли я получить тело или нужно ждать экспертизу.

Но в 15.44 позвонили из Центрального РУВД и сообщили, что можно забирать тело. Мы вообще не поняли, почему нам звонят из РУВД по этому вопросу, если ранее говорили, что им уже занимается Генпрокуратура. Тем не менее мы решили поехать в морг на улицу Кижеватова за документами.

Когда уже подъезжали примерно в 16.30, нам кто-то позвонил и сообщил, что тело сына находится в морге на Долгиновском тракте, звонивший не представился. Выяснить, так ли это, у нас не получилось: был конец рабочего дня.

На Кижеватова тела, действительно, не оказалось, наш поход туда как раз и попал с камер видеонаблюдения в сюжет СТВ. Но там нам сообщили, что разрешение на выдачу тела сегодня передано в судмедэкспертизу, и мы можем готовиться к похоронам, сказали, что в целом тело может находиться в морге до 45 суток, поэтому спешить некуда.

Рано утро 17-го ноября мы поехали в морг на Долгиновский тракт, чтобы снять мерки — нужно было купить одежду на похороны и головной убор. Этот момент тоже есть в сюжете, создается впечатление якобы мы пришли — и не забрали тело. Но каким образом мы могли его забрать? Вечером мы узнали, что разрешение на захоронение у экспертов есть, а утром уже должны были определить место прощания? К слову, нам еще нужно было дождаться папу Ромы, который ехал из России. Это тоже вопрос не нескольких часов.

Вечером того же дня мне позвонили и пригласили на беседу в Генпрокуратуру. Там я и сказала, что мне постоянно звонят из РУВД, морга, у меня спрашивают, когда и где я буду хоронить сына, но как можно задавать этот вопрос, если я только сегодня начала планировать похороны?

Во время этой беседы нам также сообщили, что пока нет оснований для возбуждения уголовного дела, но они все проверяют — а нам остается только ждать.

Ольга: — У нас даже не было времени просто посидеть и поплакать. Да, ночью приходишь, ложишься спать и на стрессе начинаешь осознавать всю ситуацию — лежишь и плачешь. Но днем, пока мы бегали по всем инстанциям — мысли наши были о том, как решить все эти проблемы. За эти дни по Минску мы наездили примерно 1500 километров.

Елена Сергеевна: — Во время беседы я им говорила, что все это время спала по два−три часа, вот в этой одежде я уехала к сыну в больницу 12 ноября утром и до сих пор в ней. Мне хотелось хоть одну ночь поспать хотя бы пять часов. И вот меня убедили, что я могу успокоиться и идти домой отдыхать, меня никто не будет беспокоить. А с утра с новыми силами смогу приступить к решению вопросов.

Но утром в среду в 9.06 звонит телефон, этот номер у меня был сохранен — звонок из морга на Долгиновском тракте. И вот этот разговор и опубликовала Генпрокуратура. Но я не понимаю, что могло за ночь измениться? Мне сказали идти высыпаться, но с утра я уже должна была знать место и время похорон?

Ольга: — Этот звонок выставили так, что создается впечатление, как будто он сделан в понедельник, и мы с понедельника не забираем тело. Но нам звонили в среду! И кроме подготовки к похоронам, мы занимались еще и тем, что опровергали эту информацию в СМИ.

— После этого к вам из Генпрокуратуры обращались?

Елена Сергеевна: — Были какие-то звонки, но я не знаю, кто это звонил, потому что после этого не снимаю трубку. И после того, как я перестала это делать, к моей сестре на работу, а она работает на водоканале, пришли из горздрава, спросили, чем помочь в организации похорон, сказали, что помогут со всем, что нужно. Но сестра ответила, что вообще не занимается этим вопросом, не отвечает за него.

У нее спросили, когда будут похороны, сказали, если они будут до выходных, то один расклад, а если на выходные — другой. А когда мы поехали в Dana Mall за одеждой для Ромы, вообще началась детективная история.

Ольга: — В торговом центре мы заметили за собой слежку. С одной стороны было смешно, что ты можешь их выявить. С другой, неприятно: с какой целью следят? Может, они что-то с нами сделают, мы ведь не знаем, кто это: правоохранительные органы или какие-то преступники. Мы обычные люди, ходим в туалет, магазин, кафе, а за нами следят. С какой целью? Мы не понимали и боялись.

«Голова занята тем, чтобы было возбуждено уголовное дело, чтобы виновные были наказаны по закону»

— В сюжете на СТВ была запись разговора с женой Ромы, что она имела в виду? Вы с ней после этого общались?

Ольга: — Я с ней разговаривала по этому поводу, она имела в виду, что прощание будет назначено на пятницу на определенное время. Она понимала, что людей придет много, мы это не собирались держать в секрете.

Все же спрашивают, все ждут, хотят прийти проститься. Для людей с той же «Площади перемен» это большое горе, потому что произошло у них во дворе. А мы возьмем тайно похороним, скажем: «До свидания, ребята?» Это не по-человечески.

Елена Сергеевна: — Не по-христиански.

Ольга: — Мы не хотели держать это в секрете, но великое событие тоже не собирались делать. Мы понимали, что выделим небольшой отрезок времени для прощания, сами попрощались раньше, чтобы наедине с Ромой побыть. И жена боялась, как она объясняет, что людей придет много, а параллельно приедут какие-то бусики, водометы, патрульные машины, ОМОН и начнут их разгонять, она называла цирком то, что со стороны силовых структур будет исходить агрессия, пройдут задержания.

Она переживала, что ей придется беспокоиться о мирных людях, которые пришли проститься с ее мужем, а не прощаться с Романом. Она в каком-то смысле, возможно, злилась на сложившуюся ситуацию: что ей надо думать о чем-то стороннем, хотя она должна и хочет думать о том, что Рома умер и его больше нет.

— Сейчас в каких мыслях проходит ваш день?

Елена Сергеевна: — Все, что я сейчас делаю, ради памяти Ромы. Я воспитала достойного человека, правильного, и я хотела бы, чтобы он остался в моей памяти, своих родных, близких, друзей и всех людей — честным, достойным и порядочным человеком. Того, что сейчас происходит, — быть не должно. Я хочу добиться правды.

Ольга: — Рома этого не заслужил. Все, что о нем сейчас пытаются говорить, вообще не про него.

Елена Сергеевна: — Я хочу, чтобы имя Ромы осталось чистым и честным, таким, каким он был на самом деле. Вплетать сюда политические составляющие, интриги, какое-то кукловодство и все остальное — это не про Рому. Это не про него и не про его ближайшее окружение.

Ольга: — Сейчас у нас голова занята тем, чтобы было возбуждено уголовное дело, чтобы виновные были наказаны по закону, чтобы имя Романа не запятнали и не втоптали в грязь, не навесили на него то, чего на самом деле не было. Нам каждый день подкидывают новую порцию каких-то фейков, которые мы должны опровергать.

Елена Сергеевна: — Понятно, что жизнь уже не будет прежней, по крайней мере моя.

Простились с Романом Бондаренко: «Не забудем, не простим!»